Интервью с Петером Билаком

«Лю­ди сло­ва» (Men of letters) — так на­зы­ва­ли в эпо­ху Воз­ро­жде­ния гу­ма­ни­стов, ко­то­рые об­ре­ли ин­тел­лек­ту­аль­ную не­за­ви­си­мость от цер­кви и го­су­дарств и раз­ви­ва­ли меж­ду­на­род­ное со­об­ще­ство по­сред­ством книг и пи­сем. Это опре­де­ле­ние пре­крас­но под­хо­дит и Пе­те­ру Би­ла­ку: он пи­шет ста­тьи, чи­та­ет лек­ции, из­даёт кни­ги и де­ла­ет шриф­ты. Два­дцать лет на­зад Пе­тер от­крыл свою сло­во­лит­ню Typo­theque в Га­а­ге. С тех пор он за­пу­стил не­сколь­ко из­да­тель­ских про­ек­тов, на­при­мер жур­на­лы Dot Dot Dot и Works That Work; стал со­учре­ди­те­лем Font­stand, при­ло­же­ния, пред­ла­га­ю­ще­го со­вер­шен­но но­вый под­ход к по­ис­ку и ли­цен­зи­ро­ва­нию шриф­тов; он один из ве­ду­щих парт­нё­ров сло­во­лит­ни TPTQ Ar­ab­ic, пер­вой не­за­ви­си­мой сту­дии, вы­пус­ка­ю­щей ка­че­ствен­ные араб­ские шриф­ты. В про­шлом го­ду Ty­po­theque от­ме­ча­ла свою два­дца­тую го­дов­щи­ну, что ста­ло по­во­дом для од­но­имён­ной вы­став­ки в Му­зее ис­кусств Га­а­ги — не­пло­хой спо­соб для под­ве­де­ния про­ме­жу­точ­ных ито­гов. Слож­но за­быть тот не­про­гляд­ный ли­вень в день на­шей встре­чи с Пе­те­ром в его сту­дии на Kon­ing­s­plein, 12 в Га­а­ге. — Е. Ю.

Я бы хо­тел на­чать с во­про­са о кон­фе­рен­ции FontStand. Что по­бу­ди­ло вас ор­га­ни­зо­вать это ме­ро­при­я­тие?

Для нас Fontstand — это не толь­ко биз­нес. Я счи­таю край­не важ­ной роль про­фес­си­о­наль­но­го со­об­ще­ства в на­шей от­ра­сли, и Fontstand — это шанс та­кое со­об­ще­ство со­брать. По­это­му своя кон­фе­рен­ция ка­за­лась ло­гич­ным раз­ви­ти­ем со­бы­тий. По­след­ние го­ды мы на­блю­да­ем, как «Мо­но­тайп» по­гло­ща­ет сло­во­лит­ни и шриф­то­вые ком­па­нии, рас­тёт как на дрож­жах. Не­за­ви­си­мых иг­ро­ков на рын­ке оста­ет­ся всё мень­ше, это мно­гих бес­по­ко­ит, и ме­ня в том чис­ле. Мы за­пу­сти­ли Fontstand имен­но в тот год, ко­гда «Мо­но­тайп» ку­пил не­мец­кий FontShop. 

Нам бы­ло важ­но по­нять, как не­боль­шие сло­во­лит­ни мо­гут оста­вать­ся на пла­ву. И нам хо­те­лось до­ка­зать, что су­ще­ству­ет и дру­гой спо­соб вы­жить — со­зда­вать ка­че­ствен­ный про­дукт, по-но­во­му взгля­нуть на ли­цен­зи­он­ные со­гла­ше­ния, вы­стро­ить бо­лее до­ве­ри­тель­ные, близ­кие от­но­ше­ния с кли­ен­та­ми. 

Я вос­хи­ща­юсь ра­бо­та­ми мно­гих мо­их кол­лег, и в ка­кой-то мо­мент я по­ду­мал: не­пло­хо бы­ло бы ор­га­ни­зо­вать ре­гу­ляр­ные встре­чи, что­бы об­су­ждать ра­бо­чие во­про­сы и де­лить­ся опы­том. Так в 2018 го­ду в Хо­рва­тии, в За­гре­бе, про­шло пер­вое по­доб­ное ме­ро­при­я­тие. Сна­ча­ла мы хо­те­ли со­брать­ся не­боль­шой ком­па­ни­ей, об­су­дить те­ку­щее по­ло­же­ние дел, по­смот­реть, кто над чем ра­бо­та­ет. Но ко­гда мы по­ня­ли, что же­ла­ю­щих до­воль­но мно­го, мы ре­ши­ли не де­лать встре­чу за­кры­той и рас­ши­ри­ли про­грам­му, ко­то­рая пре­вра­ти­лась в на­сто­я­щую кон­фе­рен­цию. Итог пре­взо­шёл на­ши ожи­да­ния, участ­ни­кам всё очень по­нра­ви­лось. 

Для вто­рой кон­фе­рен­ции в Пор­ту мы арен­до­ва­ли пре­крас­ное ме­сто, при­ду­ма­ли на­сы­щен­ную про­грам­му. Но, как и рань­ше, у нас бы­ла не­боль­шая за­кры­тая часть толь­ко для сло­во­ли­тен-парт­нёров, где мы об­су­жда­ли ста­ти­сти­ку, циф­ры. Это мож­но на­звать фор­ма­том го­до­во­го от­че­та, но в до­ве­ри­тель­ной, дру­же­ской об­ста­нов­ке.

Вы за­пу­сти­ли Fontstand в 2015 го­ду. Мо­же­те рас­ска­зать о ди­на­ми­ке в циф­рах за эти го­ды — спрос на шриф­ты, рост чис­ла кли­ен­тов? Вы до­воль­ны ро­стом?

Преж­де все­го сто­ит ска­зать, что у нас ни­ко­гда не бы­ло точ­но­го биз­нес-пла­на. Зна­е­те, та­ко­го, где всё стро­го рас­счи­та­но и про­пи­са­но на три-пять лет вперёд. Циф­ры — это не то, что за­ни­ма­ет нас в пер­вую оче­редь. Мы дей­стви­тель­но ве­рим, что мо­жем най­ти изоб­ре­та­тель­ный под­ход не толь­ко в про­из­вод­стве шриф­тов, но и в их рас­про­стра­не­нии. По­вто­рюсь, на­ша цель — силь­ное про­фес­си­о­наль­ное со­об­ще­ство, по­это­му Fontstand для ме­ня в ка­ком-то смыс­ле об­ще­ствен­ная ор­га­ни­за­ция. Ко­неч­но, мы хо­тим рас­ти и быть при­быль­ны­ми, но об­ра­ща­ем­ся с этим очень осто­рож­но. Мы бы хо­те­ли, с од­ной сто­ро­ны, что­бы шриф­то­вые ди­зай­не­ры мог­ли до­стой­но за­ра­ба­ты­вать, с дру­гой, нам важ­но га­ран­ти­ро­вать для на­ших кли­ен­тов вы­со­кое ка­че­ство про­дук­та. Не­слож­но до­га­дать­ся, что с эти­ми ввод­ны­ми не так про­сто рас­ти вы­со­ки­ми тем­па­ми, но это и не са­мо­цель. Мы очень тща­тель­но со­став­ля­ем на­шу шриф­то­вую биб­лио­те­ку, из­би­ра­тель­но ра­бо­та­ем со сло­во­лит­ня­ми и ди­зай­не­ра­ми. 

Важ­ная де­таль: мы не от­би­ра­ем шриф­ты, мы при­гла­ша­ем ди­зай­не­ров, а они уже са­ми ре­ша­ют, что и сколь­ко это бу­дет сто­ить. На­ша за­да­ча — пре­до­став­ить ка­че­ствен­ную плат­фор­му. Шриф­ты на ней мож­но арен­до­вать за 10% в ме­сяц от их сто­и­мо­сти, но це­ны на­зна­ча­ют са­ми сло­во­лит­ни. Для нас важ­на про­зрач­ность: у на­ших парт­нёров есть до­ступ ко всей ста­ти­сти­ке, они ви­дят, кто те­сти­ру­ет их шриф­ты, кто арен­ду­ет и сколь­ко они (сло­во­лит­ни) за­ра­ба­ты­ва­ют. Сей­час у нас пред­став­ле­но око­ло 50 сло­во­ли­тен и по­сто­ян­но по­яв­ля­ют­ся но­вые ре­ли­зы. Ди­зай­не­ры пуб­ли­ку­ют но­вые шриф­ты, за счёт это­го Fontstand, ко­неч­но, растёт. Ко­ли­че­ство кли­ен­тов то­же растёт, сей­час у нас око­ло 40 000 за­ре­ги­стри­ро­ван­ных поль­зо­ва­те­лей. Я не знаю, мно­го это или ма­ло, у нас не бы­ло по­доб­ной це­ли в циф­рах. Мы пы­та­ем­ся быть по­лез­ны­ми и для поль­зо­ва­те­лей, и для ди­зай­не­ров.

За это вре­мя мы уви­де­ли, как мно­го ми­фов о шриф­то­вом рын­ке не со­от­вет­ству­ют дей­стви­тель­но­сти. На­при­мер, мно­гие ду­ма­ют, что гро­те­ски про­да­ют­ся луч­ше все­го. Од­на­ко как раз в сво­их от­чётах мы по­ка­за­ли, что у нас про­даёт­ся при­мер­но оди­на­ко­вое ко­ли­че­ство ан­тикв и гро­те­сков, ак­ци­дент­ных и тек­сто­вых шриф­тов. К сло­ву, в те­ку­щем мо­мен­те бест­сел­ле­ры — имен­но ан­ти­к­вы.

Ин­те­рес­но, ка­кое у вас со­от­но­ше­ние меж­ду те­сти­ро­ва­ни­ем и арен­дой или те­сти­ро­ва­ни­ем и по­куп­кой шриф­та?

Из ста­ти­сти­ки за пять лет мы ви­дим кон­вер­сию (пе­ре­ход от бес­плат­но­го те­сти­ро­ва­ния к арен­де) 5,3. Это озна­ча­ет, что каж­дая пя­тая бес­плат­ная про­ба ста­но­вит­ся оп­ла­чи­ва­е­мой арен­дой. Но это сред­нее зна­че­ние за пять лет, в пер­вый год кон­вер­сия бы­ла ни­же — 1 к 8, сей­час она вы­ше. Так что всё раз­ви­ва­ет­ся до­воль­но по­зи­тив­но. По­на­ча­лу поль­зо­ва­те­ли ча­сто про­бо­ва­ли шриф­ты про­сто из лю­бо­пыт­ства, сей­час это ста­но­вит­ся при­выч­кой. 

Но не все­гда бы­ло так про­сто. Мы пы­та­ем­ся убе­дить парт­нёров, что пре­до­став­лять бес­плат­ные проб­ные вер­сии шриф­тов — это хо­ро­шая идея, в ито­ге по­ку­пок ста­но­вит­ся боль­ше. Но не все ви­дят эту вза­и­мо­связь. Не­ко­то­рые ду­ма­ют, что три­а­лы — это раз­да­ча шриф­тов, ко­то­рая вре­дит ком­мер­че­ско­му рас­про­стра­не­нию. Од­на­ко прак­ти­ка по­ка­за­ла, что мы ни­че­го не те­ря­ем, пре­до­став­ляя поль­зо­ва­те­лям воз­мож­ность осо­знан­но­го вы­бо­ра. По­рой поль­зо­ва­тель арен­ду­ет шрифт у нас, но по­том идёт на­пря­мую в сло­во­лит­ню и по­ку­па­ет его там, и мы со­всем не про­тив та­ко­го сце­на­рия. Те­о­ре­ти­че­ски Fontstand в та­ких си­ту­а­ци­ях те­ря­ет день­ги, но нам го­раз­до до­ро­же хо­ро­шие от­но­ше­ния со сло­во­лит­ня­ми. Мы бы хо­те­ли, что­бы де­ла у сло­во­ли­тен шли пре­крас­но и у них бы­ла воз­мож­ность за­ни­мать­ся сво­ей ра­бо­той — со­зда­вать но­вые шриф­ты.

В со­вре­мен­ном ми­ре очень по­пу­ляр­на мо­дель под­пис­ки: Spotify, Netflix, iTunes. По­че­му вы вы­бра­ли имен­но мо­дель арен­ды для шриф­тов?

Это хо­ро­ший во­прос. Обыч­но под­пис­ка очень при­вле­ка­тель­на. Я под­пи­сан на не­ко­то­рые жур­на­лы, и, ка­жет­ся, это хо­ро­шая, чест­ная мо­дель оп­ла­ты. Но про­бле­ма с под­пис­кой вро­де Spotify и мно­гих дру­гих циф­ро­вых сер­ви­сов в том, что за опре­делён­ную це­ну, ска­жем де­сять дол­ла­ров, вы по­лу­ча­е­те до­ступ к не­огра­ни­чен­но­му ко­ли­че­ству про­дук­тов. А зна­чит, у каж­до­го из них нет сво­ей це­ны. И эти де­сять дол­ла­ров де­лят­ся меж­ду бес­ко­неч­ным чис­лом про­дук­тов по­ров­ну или осно­вы­ва­ясь на чуть бо­лее хит­ром ал­го­рит­ме. Зна­чит, лю­ди, ко­то­рые со­зда­ют эти ве­щи, по­лу­чат очень ма­ло, да­же те, чья му­зы­ка очень по­пу­ляр­на. По­это­му му­зы­кан­ты ра­зо­ча­ро­ва­ны в Spotify. С од­ной сто­ро­ны, он стал су­пе­руспеш­ным, боль­шин­ство лю­дей те­перь слу­ша­ют имен­но стри­мин­го­вую му­зы­ку, но ну­жен мил­ли­он про­слу­ши­ва­ний, что­бы за­пла­тить хо­тя бы ме­сяч­ную зар­пла­ту её со­зда­те­лям. Все поль­зу­ют­ся Spotify, но ни один му­зы­кант не мо­жет жить на те день­ги, что по­лу­ча­ет от них.

Мы мог­ли бы пред­ло­жить пять мил­ли­о­нов шриф­тов, или пе­сен, или книг за де­сять дол­ла­ров, но от­ку­да берёт­ся эта циф­ра? Что она озна­ча­ет? Мы ре­ши­ли с са­мо­го на­ча­ла яс­но по­ка­зать, что у каж­до­го шриф­та есть своя це­на и толь­ко их со­зда­те­ли ре­ша­ют, на­сколь­ко она бу­дет вы­со­кой.

Сколь­ко че­ло­век сей­час ра­бо­та­ет в «Фонт­ст­эн­де»?

Не очень мно­го. Ан­дрей Крат­ки (Andrej Krátky), я и Он­дрей Об (Ondrej Jób), спро­ек­ти­ро­вав­ший при­ло­же­ние и весь он­лайн. Ни­кто из нас не ра­бо­та­ет над «Фон­тст­эн­дом» фулл-тайм. У нас есть ещё че­ты­ре раз­ра­бот­чи­ка, ко­то­рые ра­бо­та­ют фулл-тайм. По­лу­ча­ет­ся не­боль­шая кре­а­тив­ная ко­ман­да, тех­ни­че­ская ко­ман­да по­боль­ше и ни од­но­го ме­не­дже­ра.

В лю­бом слу­чае это огром­ный про­ект, по­ла­гаю, по­тре­бо­ва­лось мно­го вло­же­ний.

Да, со­зда­вать про­грамм­ное обес­пе­че­ние — не­де­шёвое удо­воль­ствие. У нас нет внеш­них ин­ве­сто­ров. Мы вк­ла­ды­ва­ем свои соб­ствен­ные день­ги, что в це­лом то­же от­ра­жа­ет, на­сколь­ко мы пре­да­ны это­му про­ек­ту. Мы мог­ли бы най­ти внеш­них ин­ве­сто­ров, но при­шлось бы ме­нять при­о­ри­те­ты, при­быль ста­ла бы во гла­ву угла. А мы хо­тим иг­рать по сво­им пра­ви­лам, по­это­му вло­жи­ли в «Фонт­ст­энд» свои сбе­ре­же­ния. Так по­лу­чи­лось, что впер­вые в этом го­ду у «Фонт­ст­эн­да» есть при­быль, лишь че­рез че­ты­ре го­да по­сле за­пус­ка. Мы не пы­та­лись до­стичь оку­па­е­мо­сти к опре­делён­но­му вре­ме­ни, но, к сча­стью, уже к ней при­шли. Как раз во­вре­мя, по­то­му что сей­час про­ект тре­бу­ет до­пол­ни­тель­ных вло­же­ний. На­при­мер, мы хо­тим сде­лать при­ло­же­ние для ай­па­да.

Мне все­гда хо­те­лось по­го­во­рить с ва­ми о ва­ших ди­зайн-про­ек­тах. Я знаю, что не­дав­но вы ра­бо­та­ли над шриф­том для па­риж­ской транс­порт­ной си­сте­мы. До­воль­но ин­те­рес­ная и мно­го­слож­ная за­да­ча. Мог­ли бы вы по­дроб­нее рас­ска­зать о про­ек­те? Он уже за­кон­чен?

По­ка нет. Это уди­ви­тель­ный про­ект, в пер­вую оче­редь бла­го­да­ря сво­ей ор­га­ни­за­ции. Обыч­но в по­доб­ных ис­то­ри­ях всё на­чи­на­ет­ся со строй­ки и лишь за год до за­пус­ка кто-ни­будь вспо­ми­на­ет о ди­зай­не. Но здесь не так. В Па­ри­же со­би­ра­ют­ся по­стро­ить но­вую транс­порт­ную си­сте­му, Grand Paris Express. Пред­ставь­те се­бе, 80 но­вых стан­ций со­еди­нят же­лез­ную до­ро­гу с мет­ро и осталь­ным транс­пор­том. Очень ам­би­ци­оз­ный, до­ро­гой, ги­гант­ский про­ект, ко­то­рый за­пу­стит­ся лишь в 2035 го­ду, если всё пой­дёт по пла­ну. Но в по­доб­ных про­ек­тах ча­сто не всё идёт по пла­ну, они слиш­ком слож­ные. По­это­му уди­ви­тель­но, что раз­ра­бот­чи­ки обра­ти­лись к ди­зай­не­рам уже сей­час.

 

 

 

 

 

Бы­ло очень мно­го во­про­сов. На­при­мер, на­сколь­ко по­сле­до­ва­тель­на и вза­и­мо­свя­за­на долж­на быть но­вая на­ви­га­ция от­но­си­тель­но су­ще­ству­ю­щей? Долж­на ли она быть оди­на­ко­вой на каж­дой стан­ции? Нам при­шлось про­ве­сти боль­шое ис­сле­до­ва­ние уже су­ще­ству­ю­щих си­стем на­ви­га­ции. Ме­ня за­ни­ма­ет ещё один ас­пект: что поз­во­ля­ет бук­вам не ста­реть? Если по­смот­реть на ди­зайн Олим­пий­ских игр, вид­но, как бы­стро уста­ре­ва­ют их фир­мен­ные сти­ли. Как спро­ек­ти­ро­вать что-то се­го­дня, что бу­дет вы­гля­деть све­жо в 2035 го­ду? Это вы­зов. И ти­по­гра­фи­ка иг­ра­ет очень важ­ную роль в по­доб­ном про­ек­те, по­то­му что она ста­ре­ет мед­лен­нее все­го.

Шрифт, ко­неч­но, не бес­смерт­ный, но из всех ме­ди­у­мов он са­мый устой­чи­вый к те­че­нию вре­ме­ни. Если вы по­смот­ри­те на ар­хи­тек­ту­ру, пик­то­грам­мы или мо­ду, за­ча­стую вы смо­же­те опре­де­лить, ко­гда они бы­ли со­зда­ны. А шрифт живёт го­раз­до доль­ше. Я не­дав­но чи­тал кни­гу о Си­ли­ко­но­вой до­ли­не, на­бран­ную шриф­том, ко­то­ро­му уже 300 лет, и ни­че­го. Не чув­ству­ет­ся дис­со­нан­са, по­то­му что со­вре­мен­ные фор­мы букв уже сфор­ми­ро­ва­лись и за­кре­пи­лись где-то в эпо­ху Воз­ро­жде­ния. По­это­му шрифт как клю­че­вой эле­мент на­ви­га­ци­он­ной си­сте­мы — до­воль­но ра­ци­о­наль­ное ре­ше­ние, на мой взгляд.

Си­сте­ма на­ви­га­ции бу­дет на пя­ти язы­ках: ки­тай­ский, япон­ский, араб­ский, фран­цуз­ский и, ко­неч­но, ан­глий­ский. А ко­гда в си­сте­ме пять пись­мен­но­стей и три из них не на ба­зе ла­тин­ской, ста­но­вит­ся на­мно­го ин­те­рес­нее.

То есть шриф­ты долж­ны быть дол­го­жи­те­ля­ми. Сле­ду­ет ли из это­го, что они долж­ны быть ней­траль­ны­ми?

Ка­жет­ся, что ней­траль­ность — не луч­шее ре­ше­ние в по­доб­ном про­ек­те. Мы хо­те­ли со­здать что-то уз­на­ва­е­мое и ха­рак­тер­ное имен­но для это­го ме­ста. Но мы не пы­та­ем­ся со­здать не­что со­вер­шен­но но­вое, у че­го нет кор­ней. Мы при­ня­ли ре­ше­ние оста­вить уже су­ще­ству­ю­щую на­ви­га­цию. Но­вый шрифт бу­дет со­сед­ство­вать со всем, что уже бы­ло сде­ла­но рань­ше: па­риж­ские зна­ки XIX ве­ка в сти­ле ар-ну­во, по­сле­во­ен­ные зна­ки, си­сте­ма на­ви­га­ции Фру­ти­ге­ра 70-х и, на­ко­нец, зна­ки 90-х го­дов Жа­на Фран­с­уа Пор­ше­за (Jean François Porchez). Это ведь как ар­хео­ло­ги­че­ские слои. Ко­неч­но, по­рой ста­рые зна­ки уже не отоб­ра­жа­ют ре­аль­ную си­ту­а­цию, и то­гда их за­ме­нят. Пол­но­стью но­вая си­сте­ма бу­дет ис­поль­зо­ва­на толь­ко на но­вых стан­ци­ях. 

Я дол­жен был упо­мя­нуть в на­ча­ле, что этот про­ект ве­дёт па­риж­ская сту­дия Intégral Ruedi Baur (с офи­са­ми в Па­ри­же и Цю­ри­хе), они вы­иг­ра­ли тен­дер. Глав­ная идея про­ек­та — сде­лать зо­ны осо­бен­ны­ми, ви­зу­а­ли­зи­ро­вать раз­ные на­прав­ле­ния по-раз­но­му. Стан­ции бу­дут очень силь­но от­ли­чать­ся, по­это­му о ней­траль­но­сти мы да­же не ду­ма­ли.

На ваш взгляд, шрифт во­об­ще мо­жет быть ней­траль­ным?

Ду­маю, нет, но это очень ин­те­рес­ный во­прос. Мне нра­вят­ся во­про­сы, у ко­то­рых нет оче­вид­но­го от­ве­та. Ка­жет­ся, сде­лать ней­траль­ный шрифт во­об­ще не­воз­мож­но. Со­зда­вая лю­бой шрифт, вы при­ни­ма­е­те це­лый спектр ре­ше­ний. И ре­ше­ния о ди­зай­не апри­о­ри не ней­траль­ны. Они осно­ва­ны на про­шлом, ис­то­рии, ва­ших пред­по­чте­ни­ях. Впро­чем, мне бы­ло бы ин­те­рес­но рас­смот­реть та­кую воз­мож­ность. Мне ка­жет­ся, не­воз­мож­но на­пи­сать ней­траль­ную кни­гу, вы­пу­стить ней­траль­ную га­зе­ту, ведь вы ре­ша­е­те, о чём го­во­рить, ко­гда и как. Но­во­сти то­же не ней­траль­ны, в этом ми­ре нет ни­че­го ней­траль­но­го.

Од­на­ко па­ра­докс в том, что мы в сту­дии дей­стви­тель­но ра­бо­та­ем с ней­траль­но­стью в шриф­те.

Воз­мож­но, вы слы­ша­ли, что Ири­на Смир­но­ва тру­дит­ся над ки­рил­ли­цей для шриф­та Neutral Кая Бер­нау (Kai Bernau). Он со­здал этот шрифт в 2005 го­ду. Это бы­ло ис­сле­до­ва­ние о том, воз­мо­жен ли шрифт, сво­бод­ный от ка­ких-ли­бо ас­со­ци­а­ций. Кай очень серьёз­но по­до­шёл к это­му во­про­су. А с 2017 го­да мы ра­бо­та­ем над раз­ны­ми си­сте­ма­ми пись­мен­но­стей для это­го шриф­та. Ра­бо­ту с ки­рил­ли­цей мы на­ча­ли, раз­мыш­ляя, су­ще­ству­ет ли ней­траль­ная ки­рил­ли­ца? Как она мо­жет вы­гля­деть? И как нам во­об­ще по­дой­ти к этой те­ме? Сна­ча­ла Ири­на ри­со­ва­ла ин­ту­и­тив­но, по­ла­га­ясь на своё соб­ствен­ное ви­де­ние, но по­сте­пен­но в про­цес­се ра­бо­ты на­шла со­всем дру­гой, бо­лее ана­ли­ти­че­ский под­ход. Я не знаю, ви­де­ли ли вы ре­зуль­та­ты её ис­сле­до­ва­ния.

 

 

Да, я не так дав­но го­во­рил с Ири­ной. Они вме­сте с Мак­сом Ильи­но­вым де­ли­лись ре­зуль­та­та­ми их ис­сле­до­ва­ния. Впе­чат­ля­ю­щая ана­ли­ти­че­ская ра­бо­та, но я до сих пор со­мне­ва­юсь, ­мож­но ли со­здать аб­со­лют­но ней­траль­ный шрифт.

Я ск­ло­ня­юсь к то­му, что это не­воз­мож­но. Но мно­гие на­ши про­ек­ты на­чи­на­ют­ся с во­про­са «что, если». И вы раз­ви­ва­е­те его, углуб­ля­е­тесь на­столь­ко, на­сколь­ко мо­же­те, пол­но­стью от­да­ва­ясь сво­е­му де­лу. По­то­му что, если вы ра­бо­та­е­те толь­ко с име­ю­щи­ми­ся ме­то­да­ми и убе­жде­ни­я­ми, вы бу­де­те со­зда­вать од­но и то же. Боль­ше все­го в мо­ей ра­бо­те мне нра­вит­ся, что прак­ти­че­ски все про­ек­ты за­став­ля­ют нас при­ду­мы­вать но­вые про­цес­сы, ме­то­ды, ин­стру­мен­ты, ко­то­рые поз­во­лят вы­жать идею до кон­ца.

Ча­сто лю­ди пы­та­ют­ся со­здать ве­щи, лишь не­мно­го от­ли­ча­ю­щи­е­ся от уже су­ще­ству­ю­щих. Но у нас со­всем дру­гой под­ход. Ири­не очень нра­вит­ся ри­со­вать не так, как она при­вык­ла. Для неё это вы­зов. И ко­гда она на­ко­нец до­воль­на сво­им ри­сун­ком, тем, как он вы­шел, вне­зап­но воз­ни­ка­ет дру­гой ва­ри­ант, осно­ван­ный на ана­ли­ти­ке дан­ных. Мы срав­ни­ва­ли ре­зуль­та­ты обо­их под­хо­дов, по­рой ри­сун­ки очень по­хо­жи, но ино­гда ей ка­за­лось, что ре­зуль­тат — это де­ло не её рук.

Дол­гое вре­мя Кай счи­тал, что сде­лать не­ла­тин­скую вер­сию его шриф­та бу­дет не­воз­мож­но. А я по­вто­рял: «Да, это бу­дет со­вер­шен­но дру­гой про­дукт, но, воз­мож­но, так да­же ин­те­рес­нее». Ре­зуль­та­том бу­дет не до­слов­ный пе­ре­во­д су­ще­ству­ю­ще­го шриф­та, а дру­гой шрифт, ис­сле­ду­ю­щий та­кую же пер­во­на­чаль­ную идею.

Да­вай­те по­го­во­рим о ва­ших из­да­тель­ских про­ек­тах. Из по­след­них это жур­нал Works That Work. Вы со­зда­ли шрифт Lava спе­ци­аль­но для это­го про­ек­та, что­бы у жур­на­ла был свой, уни­каль­ный го­лос. Рос­сий­ский ди­зай­нер шриф­та Юрий Гор­дон на­зы­ва­ет это «вку­с чте­ния». Так ка­кой же «вкус» у Ла­вы? Как вы сфор­му­ли­ро­ва­ли для се­бя за­да­чу?

Сна­ча­ла я со­би­рал­ся ра­бо­тать над ди­зай­ном жур­на­ла са­мо­сто­я­тель­но. У ме­ня бы­ла идея, не­кий об­раз, и я на­чал раз­мыш­лять о ма­ке­те, при­ме­ряя уже су­ще­ству­ю­щие шриф­ты. Фор­мат жур­на­ла, как вы по­мни­те, до­воль­но ком­пакт­ный, там не так мно­го про­сто­ра для вы­ра­зи­тель­но­го ди­зай­на. То­гда я за­шёл с дру­гой сто­ро­ны. Ста­ло по­нят­но, что бóль­шую часть ра­бо­ты дол­жен взять на се­бя шрифт и он дол­жен быть в опре­де­лён­ном смыс­ле уни­каль­ным. В то же вре­мя я с са­мо­го на­ча­ла ут­вер­дил­ся в мыс­ли, что это дол­жен быть жур­нал о ди­зай­не не для ди­зай­не­ров. Я не хо­тел, что­бы он пе­стрил мод­ны­ми ре­ше­ни­я­ми в оформ­ле­нии. Мне хо­те­лось че­ло­ве­че­ских чи­та­тель­ских пе­ре­жи­ва­ний. В ка­кой-то мо­мент я по­до­брал ключ: я пред­став­лял, что это жур­нал для мо­е­го бра­та, ко­то­рый ра­бо­та­ет ин­же­не­ром. Если что-то вы­гля­дит очень вы­ра­зи­тель­но, как жур­нал Eye на­при­мер, он ска­жет: «Это не для ме­ня, это для ди­зай­не­ров». По­это­му я пы­тал­ся пред­ста­вить, как дол­жен вы­гля­деть жур­нал, что­бы ему бы­ло ком­форт­но как чи­та­те­лю, жур­нал, ко­то­рый не кри­чит: «Я жур­нал о ди­зай­не». 

Ещё од­на вещь, по­вли­яв­шая на ди­зайн жур­на­ла, — это ай­пад. Жур­нал я при­ду­мал в 2012 го­ду, то­гда ай­пад как раз толь­ко-толь­ко стал по­пу­ля­рен. Я по­ду­мал: хо­ро­шо, по­про­бу­ем пред­ло­жить чи­та­те­лю дей­стви­тель­но увле­ка­тель­ные ис­то­рии. При этом нуж­но бы­ло по­мнить, что мы на­ме­ре­ны ис­поль­зо­вать все но­си­те­ли: циф­ро­вые, бу­маж­ные, смарт­фо­ны, кинд­лы — всё что угод­но. Но про­бле­ма в том, что это до­воль­но не­пред­ска­зу­е­мо — все де­вай­сы раз­ные, и ни­ко­гда не зна­ешь, что пред­по­чтёт поль­зо­ва­тель в дан­ный мо­мент. Фор­ма­ты раз­ные, цве­та раз­ные, ма­ке­ты раз­ные. И един­ствен­ная кон­стан­та — это как раз шрифт. 

 

 

 

 

 

На пол­пу­ти я по­нял, что у ме­ня не хва­тит вре­ме­ни в оди­ноч­ку спро­ек­ти­ро­вать жур­нал от и до. Что­бы всё бы­ло ка­че­ствен­но, нуж­но бы­ло по­свя­тить это­му бóль­шую часть сво­его вре­ме­ни: нуж­но бы­ло од­но­вре­мен­но стать из­да­те­лем, ре­дак­то­ром и ди­зай­не­ром жур­на­ла. А это уже объ­ек­тив­но мно­го­ва­то. В ито­ге я по­про­сил Кая Бер­нау и Сю­зан­ну Кар­ва­льо по­мочь мне с кон­цеп­том и вёрст­кой пер­вых но­ме­ров. Уни­каль­ность си­ту­а­ции бы­ла в том, что они книж­ные ди­зай­не­ры и ни­ко­гда рань­ше не про­ек­ти­ро­ва­ли жур­на­лов. Это ста­ло клю­че­вым мо­мен­том, по­че­му мне нуж­ны бы­ли имен­но они. Мне ка­за­лось, что жур­нал дол­жен быть с книж­ным при­вку­сом, для до­тош­но­го чи­та­те­ля. На­вер­ное, это им то­же сра­зу при­гля­ну­лось, и они с ра­до­стью со­гла­си­лись.

Поз­же я рас­крыл кар­ты и ска­зал, что мое един­ствен­ное усло­вие — ис­поль­зо­вать для про­ек­та но­вый шрифт… ко­то­рый ещё не су­ще­ству­ет. Нуж­но при­знать, это их не­мно­го на­пряг­ло. Эти ре­бя­та очень раз­бор­чи­вы в ра­бо­те, и вы­бор шриф­та для них очень лич­ное де­ло. Я осо­зна­вал, что они мо­гут да­же от­ка­зать­ся от про­ек­та, если им не по­дой­дёт шрифт. Они, ра­зу­ме­ет­ся, от­ве­ти­ли, что шрифт для них важ­ный ин­стру­мент, от ко­то­ро­го за­ви­сит всё. Плюс к это­му они под­черк­ну­ли, что ни­ко­гда не ис­поль­зо­ва­ли не­про­ве­рен­ных шриф­тов. Они ра­бо­та­ли толь­ко со шриф­та­ми, ко­то­рые хо­ро­шо зна­ли, вы­жи­мая из них всё воз­мож­ное. Я дей­ство­вал до­воль­но осто­рож­но и обе­щал, что у них бу­дут раз­вя­за­ны ру­ки в ра­бо­те над ди­зай­ном.  

Мой бриф был пре­дель­но ла­ко­нич­ным: един­ствен­ное усло­вие — вес жур­на­ла дол­жен быть мень­ше 200 грам­мов вме­сте с кон­вер­том. Вы­слал им при­ме­ры ста­тей и воз­дер­жал­ся от лю­бых даль­ней­ших ре­ко­мен­да­ций. Если вы пред­став­ля­е­те се­бе це­ны на пе­чать и бу­ма­гу в Ни­дер­лан­дах, то же­ла­ние ра­ци­о­наль­но по­дой­ти к эко­но­ми­ке бу­дет вам по­нят­но. В этом слу­чае вам на вы­бор оста­нет­ся все­го па­ра фор­ма­тов. К сча­стью, ре­бя­та при­шли к то­му же фор­ма­ту, о ко­то­ром ду­мал и я, — 170×240 мм. В кон­це кон­цов я по­ка­зал им пер­вую вер­сию шриф­та, и он им сра­зу по­нра­вил­ся.

Ка­ким вы за­ду­мы­ва­ли шрифт для WTW? Ка­кую мо­дель вы взя­ли за осно­ву и на что об­ра­ща­ли вни­ма­ние, де­лая пер­вые на­брос­ки?

Са­мым близ­ким ре­фе­рен­сом для ме­ня был Plantin. Мне очень нра­вит­ся, как он смот­рит­ся в кни­гах, на­при­мер. В нём есть опре­де­лён­ная уве­рен­ность, ко­то­рая не остав­ля­ет со­мне­ний при чте­нии. Ко­гда я смот­рю на лю­бой дру­гой шрифт (да­же Times), я ста­ра­юсь со­хра­нять ди­стан­цию, я не до­ве­ряю ему с пер­во­го взгля­да. По­это­му мне важ­но бы­ло най­ти что-то та­кое, от че­го бы­ло бы ощу­ще­ние: «Да, без во­про­сов, всё так, как и долж­но быть».

 

 

 

Я бы срав­нил шрифт с ру­ко­по­жа­ти­ем. По­рой вы жмё­те ру­ку че­ло­ве­ку и от­ме­ча­е­те про се­бя: «Э-э, что это бы­ло?» А ино­гда вам встре­ча­ет­ся че­ло­век, ру­ко­по­жа­тие ко­то­ро­го остав­ля­ет впе­чат­ле­ние уве­рен­но­сти и от­кры­то­сти. И вам сра­зу по­нят­но: этот че­ло­век зна­ет, что де­ла­ет. То же са­мое и с го­ло­сом, и со шриф­та­ми. Мне ка­жет­ся, что надёж­ность, убе­ди­тель­ность — это важ­ная вещь. Lava — очень спо­кой­ный шрифт, у не­го не­гром­кий го­лос. По­жа­луй, это са­мый скром­ный из мо­их шриф­тов. Мне он очень нра­вит­ся. Я и не ду­мал, что он ста­нет так по­пу­ля­рен, ведь он был сде­лан для кон­крет­но­го жур­на­ла с очень субъ­ек­тив­ным от­но­ше­ни­ем. А се­го­дня вы мо­же­те встре­тить его во мно­гих про­ек­тах.

Да, мо­гу под­твер­дить. В Рос­сии Ла­ва ис­поль­зу­ет­ся в со­вер­шен­но раз­ных жан­рах: жур­на­лах о мо­де, но­вост­ных ме­диа, на об­ра­зо­ва­тель­ных сай­тах. Сайт пре­крас­но­го Ар­за­ма­са на­бран Ла­вой, на­при­мер. Очень раз­ные го­ло­са. Мой сле­ду­ю­щий во­прос о шриф­те для жур­на­ла Dot Dot Dot. И это со­всем дру­гая ис­то­рия, вы ис­поль­зо­ва­ли экс­цен­трич­ный шрифт Mitim чеш­ско­го ди­зай­не­ра Ра­ди­ма Пеш­ко (Radim Peško). Да и сам жур­нал, нуж­но ска­зать, на фо­не WTW весь­ма ли­хой.

Ну, это уже ста­рый про­ект. Мы за­пу­сти­ли его ещё в 1999 го­ду. В пер­вом но­ме­ре ис­поль­зо­вал­ся мой шрифт Eureka. Мне ка­жет­ся, мы им ра­бо­та­ли в те­че­ние пер­вых трёх вы­пус­ков. По­том нас ста­ло что-то бес­по­ко­ить, и мы вы­бра­ли Plantin, ко­то­рый мы оба (Стю­арт Бей­ли и я) очень лю­би­ли. Но где-то вы­пус­ке на де­вя­том или де­ся­том мы вдруг осо­зна­ли, что это уже не жур­нал о ди­зай­не, а ско­рее арт-про­ект о язы­ке, му­зы­ке и обо всём на све­те. Жур­нал стал очень са­мо­быт­ным, от­ча­сти да­же се­бе на уме.

 

 

 

 

По­на­ча­лу мы со­всем не­мно­го по­ни­ма­ли в из­да­тель­ском про­цес­се. По­рой в жур­на­ле вы­хо­ди­ли ста­тьи, ко­то­рые не сто­и­ло бы во­об­ще пе­ча­тать. За­тем у нас со Стю­ар­том по­сте­пен­но на­чал рас­хо­дит­ься взгляд на эсте­ти­ку: мы спо­ри­ли о цве­тах, о ве­щах и что они для нас зна­чат и, ко­неч­но, о вы­бо­ре шриф­та. Од­ним из ре­ше­ний на­ших раз­но­гла­сий стал за­каз шриф­та Ра­ди­му. Мы пол­но­стью ему до­ве­ри­лись, да­же не пред­став­ляя, что по­лу­чим в ито­ге. Мы опи­са­ли ему за­да­чу, по­ка­за­ли пре­ды­ду­щие но­ме­ра жур­на­ла и до­го­во­ри­лись, что возь­мём ра­бо­ту без раз­го­во­ров, что бы он ни пред­ло­жил. На­до уточ­нить, что Ра­дим не ти­по­граф с клас­си­че­ским об­ра­зо­ва­ни­ем. Мы по­ни­ма­ли, что он сде­ла­ет не книж­ный шрифт, ко­то­рый мы мог­ли бы по­лу­чить, на­при­мер, от мо­их кол­лег из Type and Media. Ра­бо­ты Ра­ди­ма не­обыч­ные, гром­кие, не­мно­го хип­стер­ские (и бы­ли та­ки­ми, кста­ти, за­дол­го до то­го, как это сло­во ста­ло по­пу­ляр­ным).

Ра­дим ра­бо­тал очень бы­стро. Че­рез не­де­лю он принёс нам шрифт, ко­то­рый я, ко­неч­но, ни­ко­гда бы не ис­поль­зо­вал в обыч­ной си­ту­а­ции. И Стю­арт то­же, мне ка­жет­ся. Мы лишь удив­ились: «Что, серьёз­но?» Но мы по­обе­ща­ли с са­мо­го на­ча­ла, что бу­дем его ис­поль­зо­вать. Мне ка­жет­ся, я дал ка­кой-то фид­б­эк Ра­ди­му, мы по­про­си­ли его за­ме­нить ка­кие-то де­та­ли. При этом мы до­го­во­ри­лись, что в про­цес­се ис­поль­зо­ва­ния бу­дем шрифт до­ра­ба­ты­вать. Мне ка­жет­ся, что в каж­дом вы­пус­ке с ним что-то про­ис­хо­ди­ло. И по­на­ча­лу он был до­воль­но сы­рым, но со вре­ме­нем ста­но­вил­ся всё бо­лее вы­ве­рен­ным.

По­сте­пен­но у не­го по­яви­лось боль­ше на­чер­та­ний, рас­ши­рял­ся зна­ко­вый со­став, и в кон­це кон­цов у нас бы­ло всё, что нуж­но. По­сколь­ку мы не мог­ли се­бе поз­во­лить пла­тить мно­го за раз­ра­бот­ку шриф­та, мы до­го­во­ри­лись с Ра­ди­мом, что бу­дем вы­пла­чи­вать ему го­но­рар за каж­дый вы­пуск жур­на­ла. В ито­ге мы при­ня­ли шрифт как свое­об­раз­но­го го­стя, с чьим ха­рак­те­ром нуж­но счи­тать­ся. Пред­ставь­те, что к вам в сту­дию вдруг за­ва­лил­ся че­ло­век и стал ча­стью ва­шей ре­дак­ции. Вот так мы вы­бра­ли шрифт от­лич­ный от то­го, с чем обыч­но ра­бо­та­ли. А даль­ше смот­ре­ли, что же мы смо­жем со всем этим по­де­лать.

Как это от­ра­зи­лось на жур­на­ле?

Жур­нал ра­ди­каль­но из­ме­нил­ся, он стал ещё экс­тра­ва­гант­нее и без­ум­нее. К то­му вре­ме­ни я ра­бо­тал над ним уже пять лет. Мне ста­ло ка­зать­ся, что мы сде­ла­ли боль­шую часть за­ду­ман­но­го. Од­на­ко Стю­арт так не счи­тал, у не­го бы­ла ещё ку­ча идей. Для де­ся­то­го но­ме­ра мы устро­и­ли вы­став­ку в Тал­ли­не. И для ме­ня это ста­ло опре­де­лён­ной точ­кой. А для Стю­ар­та — по­во­дом пол­но­стью транс­фор­ми­ро­вать жур­нал и по­свя­тить его ис­кус­ству. В этот мо­мент мне уже бы­ли не­оче­вид­ны кри­те­рии от­бо­ра ма­те­ри­а­лов, я не мог уве­рен­но ска­зать, что для нас важ­но, а что нет, и к две­на­дца­то­му вы­пус­ку я по­сте­пен­но на­чал от­да­лять­ся, став из со­осно­ва­те­ля жур­на­ла его чи­та­те­лем. 

Огля­ды­ва­ясь сей­час на этот опыт, я мо­гу ска­зать, что WTW для ме­ня стал во мно­гом ре­ак­ци­ей на DDD. По­пыт­кой из­влечь урок из то­го опы­та ра­бо­ты с тек­ста­ми, ав­то­ра­ми, те­ма­ми, опы­та при­ня­тия ре­ше­ний. Вы зна­е­те, мне при­хо­ди­лось ча­сто встре­чать чи­та­те­лей на­ше­го жур­на­ла, ко­то­рые го­во­ри­ли: «Огонь, по­тря­са­ю­щий жур­нал! Я не имею ни ма­лей­ше­го по­ня­тия, что всё это зна­чит, но это очень кру­то!» Это ста­ло по­след­ней кап­лей. Раз­ве это не ужас­но, что ни ре­дак­то­ры, ни чи­та­те­ли не по­ни­ма­ют, за­чем это и что всё это зна­чит? Ду­маю, в этом очень не­про­сто се­бе при­знать­ся. 

И это ста­ло для ме­ня важ­ным кри­те­ри­ем в WTW.  Если я не по­ни­мал хоть од­но­го сло­ва, я не успо­ка­и­вал­ся. Мы со­всем по-дру­го­му ра­бо­та­ли с тек­ста­ми, бы­ли очень при­дир­чи­вы. Над каж­дой статьёй мы ра­бо­та­ли по 8–10 ме­ся­цев (сла­ва ам­пер­сан­ду, мы не од­ни та­кие. — Прим. пе­ре­в.), на­хо­ди­ли все ис­точ­ни­ки, пе­ре­про­ве­ря­ли всё по че­ты­ре ра­за. Там бы­ло мно­го уни­каль­но­го кон­тен­та, и я был уве­рен, что каж­дая ста­тья сто­ит пуб­ли­ка­ции.

Нуж­но при­знать, все очень рас­стро­и­лись, ко­гда вы за­кры­ли жур­нал по­сле де­ся­то­го вы­пус­ка. По­че­му вы при­ня­ли это ре­ше­ние?

По мно­гим при­чи­нам. Во-пер­вых, по­доб­ный про­ект тре­бу­ет боль­шо­го ко­ли­че­ства сил. Это как с тре­ни­ров­кой: вы зна­е­те, что мо­же­те бы­стро про­бе­жать ко­рот­ко­мет­раж­ку, у вас на неё хва­тит сил и вы на­вер­ня­ка по­лу­чи­те удо­воль­ствие. Если хо­ти­те боль­ше­го, нуж­но на­чи­нать бе­гать ма­ра­фо­ны, и это уже со­всем дру­гая ис­то­рия. WTW был очень энер­го­за­трат­ным про­ек­том, тре­бу­ю­щим рит­ма, сил, по­сто­ян­ной во­вле­чён­но­сти. И мы по­ни­ма­ли это. Я знал бла­го­да­ря DDD, что ра­но или по­зд­но мо­гу по­те­рять ин­те­рес, по­это­му для ме­ня бы­ло важ­но за­вер­шить про­ект до то­го, как это про­изой­дёт. С са­мо­го на­ча­ла я по­ни­мал, что это бу­дет огра­ни­чен­ный по вре­ме­ни про­ект, у ко­то­ро­го бу­дет на­ча­ло и ко­нец, и уже при­мер­но на пя­том но­ме­ре я пред­ло­жил ко­ман­де, что­бы де­ся­тый но­мер ста­л по­след­ним. 

Мно­гие жур­на­лы ис­че­за­ют, про­дол­жая функ­ци­о­ни­ро­вать, да­же не осо­зна­вая это­го. Нам при­хо­ди­лось ра­бо­тать с ав­то­ра­ми, ко­то­рые рань­ше пи­са­ли для жур­на­ла Colors. Ча­сто это вы­гля­де­ло так: «Я быв­ший ре­дак­тор жур­на­ла Colors». — «А что с ним слу­чи­лось?» — «Не знаю». — «Он ещё су­ще­ству­ет во­об­ще?» — «Я не знаю». 

Ни­кто не знал. Мне это ка­за­лось очень стран­ным. Энер­гия, ин­те­рес мо­гут по­сте­пен­но ис­ся­кать, это за­ко­но­мер­но, но нам не хо­те­лось по­пасть в аб­сурд­ную си­ту­а­цию, ко­гда ты не зна­ешь, за­чем ты про­дол­жа­ешь что-то де­лать. 

Са­мое важ­ное в про­ек­те — это воз­мож­ность быть пол­но­стью за не­го от­вет­ствен­ным. Мы все­гда по­свя­ща­ем мно­го сил за­пус­ку про­ек­тов, но со­всем не за­ду­мы­ва­ем­ся, ко­гда и как про­ект мо­жет за­кон­чит­ься. Обыч­но усло­вия дик­ту­ют­ся ли­бо день­га­ми, ли­бо дед­лай­на­ми, ли­бо кри­зи­сом, ино­гда нас под­тал­ки­ва­ют к ре­ше­нию ка­кие-то внеш­ние со­бы­тия или об­сто­я­тель­ства. В слу­чае WTW нам хо­те­лось иг­рать по на­шим пра­ви­лам с са­мо­го на­ча­ла. У все­го есть свой цикл, и осо­бо­го вни­ма­ния тре­бу­ет не толь­ко на­ча­ло про­цес­са, но и его за­вер­ше­ние.

По­ста­вить точ­ку — это очень силь­ное ре­ше­ние. Если вы не про­тив, рас­ска­жи­те ва­шу лич­ную ис­то­рию. Мне ин­те­рес­но, ко­гда и по­че­му вы уеха­ли из Сло­ва­кии, по­че­му вы­бра­ли Ни­дер­лан­ды? Как вы в ито­ге со­бра­ли свой муль­ти­куль­тур­ный пазл?

Мы не вы­би­ра­ем, где и ко­гда мы при­хо­дим в этот мир. Так по­лу­чи­лось, что я ро­дил­ся в быв­шей Че­хо­сло­ва­кии. Ме­ня, в об­щем-то, это ни­ко­гда силь­но не бес­по­ко­и­ло. Да, стра­на, в ко­то­рой мы живём, вли­я­ет на на­шу кар­ти­ну ми­ра, но я ни­ко­гда не гор­дил­ся Че­хо­сло­ва­ки­ей и не сты­дил­ся её. Тем не ме­нее у ме­ня бы­ло счаст­ли­вое дет­ство. Хо­тя по­рой ме­ня спра­ши­ва­ют: «Вы вы­рос­ли при ком­му­низ­ме. На­вер­ное, это бы­ло ужас­но?» Я был до­ста­точ­но мо­лод, ко­гда умер мой отец. Это бы­ла боль­шая по­те­ря: ко­гда ты ребёнок, ты не ду­ма­ешь о та­ких ве­щах, как го­су­дар­ствен­ный строй, ты пы­та­ешь­ся спра­вить­ся со сво­и­ми про­бле­ма­ми. А сча­стье, со­гла­си­тесь, не за­ви­сит на­пря­мую от хо­ро­ше­го уров­ня жиз­ни.

Я ро­дил­ся в 1973 го­ду, а в 1989-м ре­жим уже сме­нил­ся, ком­му­низм до­воль­но бы­стро ис­чез с по­вест­ки дня. Мне бы­ло как раз 16, в этом воз­ра­сте у лю­дей толь­ко по­яв­ля­ет­ся мне­ние от­но­си­тель­но окру­жа­ю­ще­го их ми­ра. Я точ­но по­мню, что в мо­ём дет­стве при ком­му­низ­ме мир не был от­кры­тым и од­но­знач­ным для ме­ня. Ме­ня учи­ли, что мож­но го­во­рить в шко­ле, а че­го не сто­ит, это все­гда вы­зы­ва­ло мно­го во­про­сов, и все­гда бы­ло не­об­хо­ди­мо ис­кать ба­ланс. 

На­при­мер, в Че­хо­сло­ва­кии бы­ло цен­траль­ное те­ле­ви­де­ние, но по ве­че­рам все слу­ша­ли ра­дио «Сво­бо­дая Ев­ро­па». По­сте­пен­но я осо­зна­вал, что су­ще­ству­ет па­рал­лель­ная ре­аль­но­сть, но до кон­ца, на­вер­ное, не от­да­вал се­бе в этом от­чёта. За­тем я уехал учить­ся в США и по­нял, что моё вос­при­я­тие ми­ра бы­ло не­мно­го ис­ка­же­но. Мои аме­ри­кан­ские дру­зья пе­ре­ска­зы­ва­ли но­во­сти, услы­шан­ные по те­ле­ка­на­лам, с уве­рен­но­стью, что это прав­да. То­гда как для ме­ня тот факт, что о чём-то рас­ска­за­ло те­ле­ви­де­ние, не при­да­ва­л со­об­ще­нию до­сто­вер­но­сти. Вне­зап­но я осо­знал, что я го­раз­до чув­стви­тель­нее к раз­ным ин­тер­пре­та­ци­ям фак­тов. По­это­му я ни­ко­гда не был аб­со­лют­но убе­ждён в чём-ли­бо. Я по­ни­мал, что на всё мож­но по­смот­реть с раз­ных то­чек зре­ния.

К 16 го­дам я уже го­во­рил на двух язы­ках, вто­рым был рус­ский. Мы во­семь лет изу­ча­ли его в шко­ле. Я мог чи­тать по-рус­ски, до сих пор его по­ни­маю, хо­тя и не очень хо­ро­шо го­во­рю.

Вам это по­мо­га­ет в ра­бо­те с ки­рил­ли­цей?

Ду­маю, да, я мо­гу чи­тать и по­ни­мать. Так как я зна­ком с ки­рил­ли­цей с вось­ми лет, она не ка­жет­ся мне чу­же­род­ной, стран­ной. Рус­ский — един­ствен­ный ино­стран­ный язык, ко­то­рый я ко­гда-ли­бо имен­но изу­чал. На­при­мер, я ни­ко­гда не учил ан­глий­ский. Я го­во­рю по-фран­цуз­ски, но и его ни­ко­гда не учил, то же са­мое и с гол­ланд­ским. Изу­чал я толь­ко рус­ский и сло­вац­кий язы­ки.

 

 

 

По­сле сме­ны ре­жи­ма все хо­те­ли пу­те­ше­ство­вать. Для ме­ня это бы­ло очень удач­ное вре­мя, как раз че­рез два го­да я по­сту­пил в уни­вер­си­тет. Но­вая по­ли­ти­че­ская об­ста­нов­ка, но­вые воз­мож­но­сти, я мог участ­во­вать в про­грам­мах об­ме­на. Ко­гда мне бы­ло 18, я на пол­го­да уехал в Ан­глию, за­тем в США на пол­то­ра го­да, а по­том во Фран­цию ещё на год. Мне ка­жет­ся, это то­же сти­му­ли­ро­ва­ло моё раз­ви­тие. В этом воз­ра­сте го­раз­до бы­стрее учишь­ся, как губ­ка впи­ты­ва­ешь но­вые зна­ния.

Ко­гда у вас по­явил­ся ин­те­рес к ти­по­гра­фи­ке и шриф­то­во­му ди­зай­ну?

Шриф­то­вой ди­зайн про­сто со мной слу­чил­ся. Это не бы­ло ка­ким-то осо­знан­ным ре­ше­ни­ем. Я жил в не­боль­шой стра­не, ра­бо­тал гра­фи­че­ским ди­зай­не­ром, оформ­лял пуб­ли­ка­ции. Я по­мню свою пер­вую кни­гу. Я был ав­то­ром её тек­ста и сам же за­ни­мал­ся оформ­ле­ни­ем. До­воль­но бы­стро об­на­ру­жил, что в шриф­те, ко­то­рый я вы­брал по это­му слу­чаю, не бы­ло чеш­ской и сло­вац­кой диа­кри­ти­ки. Как так? Я очень хо­тел ис­поль­зо­вать тот шрифт и ре­шил его до­ри­со­вать, пы­та­ясь по пу­ти вы­яс­нить, как это сде­лать. Ока­за­лось, что в об­щем до­сту­пе нет для это­го про­грамм, ни­ка­ких обу­ча­ю­щих по­со­бий или ли­те­ра­ту­ры. Кто-то по­ка­зал мне, как это мож­но сде­лать, ка­кие нуж­ны ин­стру­мен­ты. Ско­рее все­го, мой ре­зуль­тат был ужа­сен, но ни­че­го дру­го­го во­круг не бы­ло. 

К сча­стью, в то вре­мя не так про­сто бы­ло опуб­ли­ко­вать что-ли­бо. Я до сих пор ра­ду­юсь, ина­че мне бы­ло бы очень стыд­но. Я на­пи­сал две кни­ги, по­ка был сту­ден­том, и они бы­ли из­да­ны. В них я хо­тел не­пре­мен­но ис­поль­зо­вать свои шриф­ты, по­то­му что ве­рил, что раз я ав­тор, то дол­жен сде­лать всё сам: текст, фо­то­гра­фии, ма­кет, шрифт. Так что в ито­ге я спро­ек­ти­ро­вал шрифт и на­брал им свои кни­ги. По­сте­пен­но я осо­знал, что мне нра­вит­ся ра­бо­тать со шриф­та­ми, и по­пы­тал­ся по­нять, как я мо­гу до­би­вать­ся луч­ших ре­зуль­та­тов. Ис­кал, где бы я смог это­му на­учить­ся, и нашёл ма­ги­стра­ту­ру в Atelier national de création typographique в Па­ри­же (сей­час ANRT). Ка­жет­ся, она бы­ла един­ствен­ной в сво­ём ро­де в 1994 го­ду. Я по­сту­пил. Фран­цуз­ско­го не знал, но вы­учил в про­цес­се. Я по­лу­чил на­вы­ки раз­ра­бот­ки шриф­та, но не то что­бы ре­шил сра­зу стать шриф­то­вым ди­зай­не­ром.

По­сле обу­че­ния я вер­нул­ся уже в Сло­ва­кию, ко­то­рая в 1993 го­ду ста­ла не­за­ви­си­мой. Устро­ил­ся на ра­бо­ту в ре­клам­ное агент­ство. Аген­тство очень хо­те­ло по­ра­бо­тать со мной, по­то­му что у ме­ня был к то­му мо­мен­ту так на­зы­ва­е­мый «за­ру­беж­ный опыт». Я стал арт-ди­рек­то­ром. Это за­кон­чи­лось тем, что я со­зда­вал ужас­ные ра­бо­ты, и я знал, что это всё ужас­но. Ко­неч­но, я был ра­зо­ча­ро­ван, агент­ство очень хо­те­ло, что­бы я остал­ся, пред­ла­га­ли лю­бые усло­вия. Я хо­ро­шо по­мню, как в пер­вый день про­смат­ри­вал ар­хи­вы агент­ства и ду­мал: «Это от­вра­ти­тель­но, это ужас­но, со­вер­шен­но ни­ку­да не го­дит­ся». Но во­семь ме­ся­цев спу­стя, про­смат­ри­вая тот же ар­хив, я уже ду­мал: «Это на са­мом де­ле ни­че­го, и это, мо­жет быть, не так ужас­но». Слож­но бы­ло по­ве­рить, как силь­но упа­ла моя план­ка! И это ме­ня при­лич­но рас­стро­и­ло.

Ко­гда вы ре­ши­ли пе­ре­ехать?

Я ре­шил, что са­мое вре­мя что-ни­будь со всем этим сде­лать. В то вре­мя моя де­вуш­ка Джо­ан­на жи­ла во Фран­ции, так что в Сло­ва­кии ме­ня осо­бо ни­че­го не дер­жа­ло. Од­на­жды Джо­ан­на при­е­ха­ла на­ве­стить ме­ня, мы ре­ши­ли устро­ить пят­нич­ный ве­чер, по­шли в ки­но, а воз­вра­ща­ясь до­мой, уви­де­ли по­жар. Мы по­до­шли по­бли­же и по­ня­ли, что го­рит мой дом. Всё сго­ре­ло, все мои ве­щи — ком­пью­тер, ра­бо­ты, кни­ги. Ни­че­го не оста­лось во­об­ще. На сле­ду­ю­щий день я уво­лил­ся с ра­бо­ты и пе­ре­ехал в Ни­дер­лан­ды. 

Для ме­ня это был знак. Ко­гда по-на­сто­я­ще­му те­ря­ешь что-то, у те­бя есть шанс всё пе­ре­осмыс­лить — вос­ста­но­вить то, что у те­бя бы­ло, или, вос­поль­зо­вав­шись мо­мен­том, ко­гда те­бя уже ни­че­го не дер­жит, дви­гать­ся даль­ше. Я не хо­чу, что­бы это про­зву­ча­ло как-то ми­сти­че­ски, но раз­ру­ше­ния мо­гут от­крыть но­вые воз­мож­но­сти. Обыч­но лю­дям в та­кие мо­мен­ты очень тя­же­ло, это дей­стви­тель­но боль­шой стресс, и слож­но сде­лать пра­виль­ный вы­бор. Ча­сто в та­кие мо­мен­ты мы склон­ны вы­брать то, что нам зна­ко­мо, мы ста­ра­ем­ся из­бе­жать не­из­вест­но­сти. Я про­снул­ся на сле­ду­ю­щее утро в до­ме сво­е­го при­я­те­ля и со­вер­шен­но яс­но осо­знал: «Ре­ше­но. Уволь­ня­юсь. Мне не нра­вит­ся моя ра­бо­та. На­чи­наю всё сна­ча­ла».

Так что все мои ра­бо­ты до 1997 го­да бы­ли уни­что­же­ны, они про­сто не су­ще­ству­ют. Как и вся моя жизнь — мои кни­ги, пла­ка­ты, ис­чез­ло всё, и это ме­ня, при­знать­ся, осво­бо­ди­ло. Я очень бла­го­да­рен то­му слу­чаю. Един­ствен­ное, что со­хра­ни­лось, — это шрифт Eureka, по­сколь­ку к то­му мо­мен­ту он уже был опуб­ли­ко­ван. 

Я дав­но по­смат­ри­вал в сто­ро­ну Ака­де­мии Яна ван Эй­ка в Ма­астрих­те с упо­ром на из­да­тель­ское де­ло и углуб­лён­ное изу­че­ние ди­зай­на. К то­му вре­ме­ни это на­прав­ле­ние ме­ня очень ин­те­ре­со­ва­ло. По­мню, что по­зд­но по­дал за­яв­ку, но ме­ня всё-та­ки при­ня­ли. Иде­аль­ное сов­па­де­ние, это бы­ло имен­но то, что нуж­но. С тех пор я знаю, что каж­дый раз, ко­гда мы что-то те­ря­ем, — это шанс об­ре­сти что-то но­вое. Ты ни­ко­гда не зна­ешь, что бу­дет пра­виль­ным для те­бя в кри­ти­че­ский мо­мен­т, но на­мно­го поз­же осо­зна­ёшь, что по­те­ря от­кры­ла те­бе про­стран­ство для сле­ду­ю­ще­го ша­га. 

Не­дав­но я был в на­ци­о­наль­ном пар­ке «Се­квойя» в Ка­ли­фор­нии. Этим де­ре­вьям по не­сколь­ко ты­сяч лет, это не­за­бы­ва­е­мое ощу­ще­ние. В их куль­ти­ва­ции есть край­не важ­ный фак­тор: что­бы они мог­ли вы­жить и да­вать но­вые пло­ды, им не­об­хо­ди­мы лес­ные по­жа­ры. Боль­шин­ство этих де­ре­вьев пе­ре­жи­ло сот­ни по­жа­ров. Де­ло в том, что им не хва­та­ет ме­ста под но­вые по­бе­ги, а кро­ме то­го, их шиш­кам нуж­на вы­со­кая тем­пе­ра­ту­ра, что­бы рас­крыть­ся и осво­бо­дить се­ме­на.

Та­ким об­ра­зом, я ока­зал­ся в Ни­дер­лан­дах че­рез две не­де­ли по­сле то­го, как мой дом сго­рел дот­ла. В та­ких си­ту­а­ци­ях слож­но по­нять, что про­ис­хо­дит по тво­ей во­ле, а что не. Я не со­би­рал­ся тут оста­вать­ся на­дол­го, ехал на двух­лет­ний кур­с в Ма­астрих­т, и это из­ме­ни­ло всю мою даль­ней­шую жизнь. Это бы­ла по­тря­са­ю­щая про­грам­ма с ве­ли­ко­леп­ны­ми пре­по­да­ва­те­ля­ми.

На­сколь­ко я по­ни­маю, сре­ди них бы­ли Карл Мар­тенс и Ир­ма Бом. Мог­ли бы вы рас­ска­зать о сво­их учи­те­лях и что они вам да­ли? 

Ко­неч­но. Да, сре­ди на­ших пре­по­да­ва­те­лей бы­ли Ир­ма Бом, Ка­рел Мар­тенс, Майкл Рок, Ар­манд Ма­вис и Ян ван Т­орн, не­сколь­ко про­фес­со­ров из Йель­ско­го уни­вер­си­те­та. Ян ван То­рн от­крыл мне гла­за на со­ци­аль­ный ак­ти­визм, я мно­гое по­нял про роль ди­зай­не­ра бла­го­да­ря ему. На­при­мер, что на­до ду­мать не толь­ко о фор­ме, но в пер­вую оче­редь о смыс­лах, о том, как их про­яв­лять. В то вре­мя мои ра­бо­ты бы­ли до­воль­но фор­маль­ны­ми, но я бы­стро по­нял, как мож­но ра­бо­тать ина­че. 

На­ши пе­да­го­ги бы­ли очень раз­ны­ми. Во-пер­вых, они бы­ли со­всем не по­хо­жи на пре­по­да­ва­те­лей. Мы все об­ща­лись на рав­ных, это по­на­ча­лу ме­ня да­же не­мно­го сму­ща­ло. Они бы­ли ско­рее участ­ни­ка­ми дис­кус­сии, чем учи­те­ля­ми. Я да­же не по­ни­мал, что так они пы­та­ют­ся ме­ня че­му-то на­учить, — мы про­сто го­во­ри­ли о раз­ных ве­щах. Очень лич­ное об­ще­ние, близ­кое и не­фор­маль­ное. У каж­до­го я на­учил­ся че­му-то сво­е­му. Карл Мар­тенс не са­мый хо­ро­ший лек­тор, он не лю­бит вы­сту­пать на пуб­ли­ке, но очень хо­ро­шо зна­ет своё де­ло.

Я по­мню, что по­на­ча­лу ме­ня ин­те­ре­со­ва­ли су­гу­бо тех­ни­че­ские ве­щи, я ему до­ку­чал, на­при­мер, с мо­дуль­ны­ми сет­ка­ми. Од­на­жды мы ока­за­лись вме­сте в книж­ном ма­га­зи­не, он взял кни­гу с пол­ки, от­крыл ее и сра­зу по­ло­жил обрат­но: «Это ужас­ная кни­га». — «По­че­му?» — «Она от­вра­ти­тель­но пах­нет». — «Кни­га же в этом не ви­но­ва­та», — от­ве­тил я. «Всё, что от­но­сит­ся к кни­ге, — часть её ди­зай­на, ко­то­рый кто-то при­ду­мал. Ди­зай­нер ре­ша­ет, как, на чём и где её пе­ча­тать, и это его пря­мая от­вет­ствен­ность».  

Сна­ча­ла я по­ду­мал: «Это не­спра­вед­ли­во. Моя за­да­ча как ди­зай­не­ра толь­ко офор­мить кни­гу». Чуть поз­же до ме­ня всё-та­ки до­шло, что ди­зайн — это весь про­цесс и ди­зай­не­ру долж­но быть де­ло до все­го. Мар­тенс рас­ска­зал мне про раз­ные ме­то­ды пе­ре­плёта и сбор­ки книг. И в ка­кой-то мо­мент я по­нял, что моя роль не за­кан­чи­ва­ет­ся на вы­бо­ре шриф­тов и вы­кру­та­сах в ма­ке­те. Рань­ше да­же фор­ма­ты из­да­ний опре­де­лял кто-то за ме­ня. А тут вне­зап­но у нас воз­ник раз­го­вор о том, сколь­ко кни­га долж­на сто­ить, сколь­ко она долж­на ве­сить и так да­лее и что имен­но это са­мые важ­ные ве­щи, опре­де­ля­ю­щие ре­ше­ния ди­зай­не­ра. 

То же са­мое и с Ир­мой Бом. Она рас­ска­за­ла мне о том, что кни­гу де­ла­ет кни­гой её до­ступ­ность. Она счи­та­ет, что кни­га — это об­ще­ствен­ное до­сто­я­ние, что имен­но её до­ступ­ность для лю­дей — глав­ная её осо­бен­ность. Не­смот­ря на то что она сде­ла­ла до­воль­но мно­го экс­клю­зив­ных из­да­ний, мне ка­жет­ся, что имен­но сей­час она все­це­ло об­ра­ще­на к мас­со­вой кни­ге. Она из­вест­на сво­и­ми ори­ги­наль­ны­ми ре­ше­ни­я­ми в оформ­ле­нии и вы­бо­ре ма­те­ри­а­лов для книг, но она все­гда стре­мит­ся ис­поль­зо­вать до­ступ­ные тех­но­ло­гии для их со­зда­ния. 

Как раз во вре­мя мо­ей учё­бы сно­ва за­го­во­ри­ли о ма­ни­фе­сте First Things First, ко­то­рый при­зы­вал ди­зай­не­ров к со­ци­аль­ной от­вет­ствен­но­сти. Он по­ме­нял мои взгля­ды. Я стал ча­ще за­ду­мы­вать­ся о вли­я­нии мо­ей ра­бо­ты на окру­жа­ю­щий мир. Мне ка­жет­ся, аме­ри­кан­цы в су­ще­ствен­ной сте­пе­ни раз­ви­ли дис­кус­сию о куль­тур­ной зна­чи­мо­сти ра­бо­ты ди­зай­не­ра.

По­сле обу­че­ния я устро­ил­ся в сту­дию Dumbar. Это бы­ло по­хо­же на про­дол­же­ние мо­е­го об­ра­зо­ва­ния, толь­ко с бо­лее прак­тич­ной сто­ро­ны. Как ве­сти биз­нес, как ра­бо­тать с дан­ны­ми — я ни­ко­гда не ду­мал рань­ше о та­ких ве­щах. Там я впер­вые столк­нул­ся с ба­за­ми дан­ных, и с тем, как их мож­но ис­поль­зо­вать в ди­зай­не. До это­го ди­зайн-про­цесс для ме­ня был по­стро­ен на ин­ту­и­ции, но вне­зап­но он ока­зал­ся очень объ­ек­тив­ным и по­сле­до­ва­тель­ным. Я мно­го­му на­учил­ся. И по­сте­пен­но из все­го это­го опы­та сло­жил­ся мой под­ход в ра­бо­те.

Вы ушли из сту­дии «Дум­ба­р» че­рез два го­да — слиш­ком мно­го брен­дин­га?

Нет, не со­всем так. Мно­гие в сту­дии, и в осо­бен­но­сти Герт Дум­бар, осно­ва­тель агент­ства, очень рас­стро­и­лись, ко­гда я ушёл. Герт да­же со мной не раз­го­ва­ри­вал не­сколь­ко лет. Мне очень нра­ви­лось там ра­бо­тать, пре­крас­ный опыт. Но че­рез два го­да я по­чув­ство­вал, что го­тов дви­гать­ся даль­ше, го­тов ра­бо­тать са­мо­сто­я­тель­но. Я не мо­гу рас­крыть­ся пол­но­стью, ко­гда мне не да­ют до­ста­точ­но от­вет­ствен­но­сти. Ко­гда ме­ня про­сят сде­лать, на­при­мер, толь­ко ло­го­тип или ка­кой-то огра­ни­чен­ный уча­сток про­ек­та. С боль­шой до­лей ве­ро­ят­но­сти не сто­ит ожи­дать от ме­ня хо­ро­ших ре­зуль­та­тов, если я не бе­ру на се­бя от­вет­ствен­ность за весь про­цесс. I’m not really a spe­cial­ist. I’m a gen­er­al­ist. По­это­му я ре­шил, что дол­жен осно­вать свою соб­ствен­ную сту­дию.

Сей­час мне ка­жет­ся, что это бы­ло до­воль­но без­рас­суд­но. Мне бы­ло 28, и я все­го два го­да жил в этой стра­не. Я не го­во­рил по-гол­ланд­ски, не знал кли­ен­тов, я про­сто ре­шил: «Я от­крою свой соб­ствен­ный биз­нес, свою сту­дию». Всё силь­но из­ме­ни­лось, ко­гда у ме­ня за­ка­за­ли мой пер­вый шрифт Fedra Sans. Там сно­ва бы­ла це­лая ис­то­рия: мой ком­пью­тер укра­ли, я по­те­рял все свои на­ра­бот­ки, при­шлось на­чи­нать с ну­ля. Мне ка­жет­ся, шрифт от это­го толь­ко вы­иг­рал. Прав­да, ко­гда он уже был го­тов, кли­ент оста­но­вил про­ект. Это был за­каз боль­шой швей­цар­ской стра­хо­вой ком­па­нии. 

При­знать­ся, это луч­шее, что мог­ло про­изой­ти. Су­ди­те са­ми: ав­тор­ские пра­ва оста­лись за мной, оп­ла­ти­ли вре­мя ра­бо­ты над про­ек­том, сам шрифт остал­ся со мной и те­перь я мо­гу пред­ста­вить его на рын­ке и за­пу­стить свою сло­во­лит­ню. К то­му же Фед­ра ста­ла на­столь­ко по­пу­ляр­ной, что, по су­ти, проспон­си­ро­ва­ла дру­гие на­ши про­ек­ты.

Че­рез ка­кое вре­мя вы на­ча­ли пре­по­да­вать на кур­се Type & Media в Ко­ро­лев­ской ака­де­мии в Га­а­ге?

Очень бы­стро, на­вер­ное, да­же слиш­ком бы­стро. В 2001 го­ду ме­ня по­про­си­ли про­ве­сти там се­рию ворк­шо­пов (в этом же го­ду я от­крыл свою сту­дию). Я провёл один ворк­шоп, а по­том ма­ги­стер­ский курс был ре­струк­ту­ри­ро­ван. Из двух­лет­ней про­грам­мы с огра­ни­чен­ным на­бо­ром пре­по­да­ва­те­лей сде­ла­ли бо­лее ин­тен­сив­ный го­до­вой курс. Я был од­ним из пре­по­да­ва­те­лей пер­во­го по­ко­ле­ния. Боль­шин­ство сту­ден­тов бы­ли стар­ше ме­ня. Ду­маю, я был не очень хо­ро­шим пре­по­да­ва­те­лем по­на­ча­лу, но по­сте­пен­но де­ла на­ла­жи­ва­лись, и сей­час мои лек­ции, на­вер­ное, не так бес­по­лез­ны.

Вы не­ред­ко ра­бо­та­е­те над дол­го­сроч­ны­ми про­ек­та­ми го­да­ми. На­при­мер, шрифт History раз­ра­ба­ты­вал­ся две­на­дцать лет, не­сколь­ко лет ушло на Fedra и так да­лее. Та­кие дли­тель­ные про­ек­ты тре­бу­ют боль­ших ин­ве­сти­ций — вре­ме­ни, средств и тер­пе­ния. Как вы со­хра­ня­е­те ин­те­рес и эн­ту­зи­азм? Это ка­кая-то пси­хо­ло­ги­че­ская осо­бен­ность?

(Пе­тер по­ка­зы­ва­ет ка­лен­дарь). Вы это ви­де­ли?

О да, тот са­мый ка­лен­дарь на сто лет.

Бла­го­да­ря ему я мо­гу по­нять, на­сколь­ко я ре­ле­ван­тен крат­ко­сроч­ной и дол­го­сроч­ной пер­спек­ти­вам од­но­вре­мен­но. В биз­не­се мы при­вык­ли к го­до­во­му и еже­квар­таль­но­му пла­ни­ро­ва­нию. А тут вам сра­зу сто лет. Я со­здал его на­ка­ну­не мил­ле­ни­у­ма. Это ведь боль­шая ред­кость — уви­деть сле­ду­ю­щее ты­ся­че­ле­тие! Не так ча­сто мы на­хо­дим­ся во вре­мен­ном мо­мен­те с тре­мя ну­ля­ми. Сме­на пер­спек­ти­вы да­ёт по­ле для раз­мыш­ле­ний.

На­при­мер, на этом ка­лен­да­ре сра­зу вид­но, ка­кой ку­сок XXI ве­ка мы уже про­шли. Моя жизнь за­вер­шит­ся при­мер­но здесь, а мо­ей до­че­ри, ско­рее все­го, — где-то здесь (по­ка­зы­ва­ет на ка­лен­да­ре)… Это по­мо­га­ет по­смот­реть на всё под дру­гим уг­лом. Дед­лай­ны на­ли­цо. По­рой за­ка­пы­ва­ешь­ся в ра­бо­ту, си­дишь пе­ред ком­пью­те­ром и те­ря­ешь счёт вре­ме­ни. За­бы­ва­ешь, за­чем ты тут, что де­ла­ешь и че­го хо­чешь на са­мом де­ле. 

Так что по­че­му бы не взгля­нуть со сто­ро­ны на это всё и не по­ду­мать о сво­ей жиз­ни как о ещё од­ном про­ек­те? В этом смысл. Я ве­рю, что мы мо­жем са­ми, по сво­ей во­ле про­ек­ти­ро­вать свою жизнь. Но ча­сто об этом за­бы­ва­ем, по­то­му что ра­бо­та­ем на кли­ен­тов, ко­то­рым нуж­но что-то уже зав­тра. Ка­лен­дарь по­мо­га­ет мне сме­нить пер­спек­ти­ву. Мне ка­жет­ся, что не­пло­хо по­про­бо­вать пред­ста­вить, в ка­ком ми­ре бу­дут жить на­ши де­ти. Если лю­ди бу­дут за­ду­мы­вать­ся об этом ча­ще, они, воз­мож­но, ста­нут при­ни­мать дру­гие ре­ше­ния, ина­че под­хо­дить к ди­зай­ну, ста­нут ина­че от­но­сить­ся к ве­щам. В этом дол­го­сроч­ном ре­жи­ме ра­бо­та со шриф­том при­но­сит до­пол­ни­тель­ные про­фи­ты — хо­ро­ший шрифт мо­жет пе­ре­жить сво­е­го со­зда­те­ля.

Как вы рас­пре­де­ля­е­те вре­мя меж­ду сво­и­ми про­ек­та­ми? Вы со­здаёте шриф­ты, из­даёте кни­ги, управ­ля­е­те «Фонт­ст­эн­дом» — мне ка­жет­ся, это всё не­ве­ро­ят­ное ко­ли­че­ство вре­ме­ни. Как вы справ­ля­е­тесь? 

Очень про­сто. Нуж­но по­мнить, что вы мо­же­те де­лать толь­ко од­но де­ло за раз. По­это­му я ни­ко­гда не пы­та­юсь де­лать что-то па­рал­лель­но. Основ­ная слож­ность в том, что­бы по­нять, что имен­но сей­час на­до сде­лать. Если вы пы­та­е­тесь сде­лать не­сколь­ко дел од­но­вре­мен­но, есть боль­шой риск, что ни од­но из них не вый­дет в ито­ге до­ста­точ­но хо­ро­шо. Это то, че­му я пы­та­юсь на­учить свою дочь, — уме­нию кон­цен­три­ро­вать­ся. Мне ка­жет­ся, имен­но это от­ли­ча­ет вы­да­ю­щу­ю­ся ра­бо­ту от по­сред­ствен­ной. Мы слиш­ком мно­го от­вле­ка­ем­ся на бес­ко­неч­ные уве­дом­ле­ния, со­об­ще­ния, те­ле­фон­ные звон­ки и про­чее. Мо­но­за­дач­ность же пред­по­ла­га­ет, что в мо­мен­те вы боль­шую часть от­вле­ка­ю­щих фак­то­ров долж­ны иг­но­ри­ро­вать. 

У каж­до­го, ко­неч­но, свой под­ход. Мне по­мо­га­ет та­кой спо­соб: по утрам я ра­бо­таю оф­лайн. Ра­зу­ме­ет­ся, я не мо­гу се­бе поз­во­лить так про­ве­сти весь день, во вто­рой по­ло­ви­не дня я уже до­сту­пен он­лайн. Но я все­гда ста­ра­юсь остав­лять вре­мя на твор­че­скую ра­бо­ту. Если тра­тить всё своё вре­мя на со­об­ще­ния, об­нов­ле­ния и уве­дом­ле­ния, не оста­нет­ся вре­ме­ни и сил со­здать что-ли­бо но­вое. Вы смо­же­те толь­ко ре­а­ги­ро­вать. К со­жа­ле­нию, со­вре­мен­ный мир под­тал­ки­ва­ет нас имен­но в этом на­прав­ле­нии.

Вы ме­ди­ти­ру­е­те?

Да. Ме­ди­та­ция по­мо­га­ет мне не пе­ре­гру­жать­ся вре­мен­ны­ми ве­ща­ми. Ча­сто мно­гое, что ка­жет­ся нам важ­ным в мо­мен­те, на по­вер­ку ока­зы­ва­ет­ся не очень-то и важ­ным. «Сроч­ное» при­хо­дит и ухо­дит, как и всё осталь­ное. Так что по­сте­пен­но вы ста­но­ви­тесь проч­нее и ра­бо­тать по­лу­ча­ет­ся эф­фек­тив­нее и при­ят­нее. Стресс не по­мо­га­ет кре­а­тив­ной ра­бо­те. Кро­ме то­го, я всё де­лаю до­воль­но бы­стро, ко­гда по­ни­маю, что нуж­но сде­лать. 

Сто­ит от­ме­тить, что, ко­гда мы го­во­рим о про­дук­тив­но­сти, у ме­ня есть три очень важ­ных сла­га­е­мых. Во-пер­вых, моя се­мья: моя же­на Джо­ан­на поз­во­ля­ет мне фо­ку­си­ро­вать­ся на ра­бо­те. Во-вто­рых, мне не нуж­но ни­ку­да ез­дить. Ко­гда я жил в Па­ри­же, я про­во­дил в до­ро­ге по два ча­са, а се­го­дня мне до­ста­точ­но сесть на ве­ло­си­пед и че­рез ко­рот­кое вре­мя уже быть на ме­сте. К то­му же мне не нуж­но участ­во­вать в мно­го­ча­со­вых встре­чах. Это про­сто за­ме­ча­тель­но.

И ко­неч­но, очень важ­но для ме­ня, что я ра­бо­таю с та­лантли­вы­ми, энер­гич­ны­ми людь­ми, ко­то­рым мо­гу пол­но­стью до­ве­рять. На­при­мер, с мо­им парт­нёром Ни­ко­лой (Джу­ре­ком. — Прим. пе­рев.) мы, как пра­ви­ло, об­су­жда­ем об­щие де­та­ли, но я ни­ко­гда не за­ни­ма­юсь ми­кро­ме­не­дж­мен­том. Это ве­ли­кая по­мощь. Все на­ши про­ек­ты сде­ла­ны со­об­ща, я на­учил­ся до­ве­рять, остав­лять про­стран­ство мо­им кол­ле­гам. К при­ме­ру, пря­мо сей­час мы ра­бо­та­ем над се­мей­ством па­нин­дий­ских шриф­тов с под­держ­кой де­ся­ти раз­ных пись­мен­но­стей, в ко­ман­де про­ек­та 15 че­ло­век.

«Ти­по­те­ка» — од­на из не­мно­гих сло­во­ли­тен, про­ек­ти­ру­ю­щих шриф­ты для це­ло­го спек­тра пись­мен­но­стей, сре­ди них мно­го се­мейств не про­сто со стан­дарт­ной, но с рас­ши­рен­ной ки­рил­ли­цей, что встре­ча­ет­ся да­ле­ко не так ча­сто. Я уве­рен, что это не толь­ко про рын­ки, биз­нес. Но бы­ло бы здо­ро­во услы­шать от вас, по­че­му вы про­ек­ти­ру­е­те та­кие боль­шие се­мьи для раз­ных шриф­то­вых си­стем.

Я ве­рю в то, что ре­ше­ния нуж­но при­ни­мать не толь­ко от­тал­ки­ва­ясь от ком­мер­че­ских це­лей. В про­тив­ном слу­чае мы мог­ли бы обой­тись шриф­та­ми, со­дер­жа­щи­ми ба­зо­вый сет ла­ти­ни­цы, ведь это са­мый боль­шой ры­нок. Опять же, так как я сам из не­боль­шой стра­ны, ко­то­рую боль­шие сло­во­лит­ни ча­ще все­го иг­но­ри­ро­ва­ли, я не хо­чу по­вто­рять их оши­бок. Я не хо­чу со­зда­вать шриф­ты, ко­то­рые кто-то не смо­жет ис­поль­зо­вать, толь­ко по­то­му что для ме­ня там нет рын­ка. Ино­гда ди­зай­нер мо­жет про­иг­но­ри­ро­вать ка­кой-то знак в кас­се, со­чтя это лиш­ней ра­бо­той. Но один этот знак мо­жет по­вли­ять на то, вос­поль­зу­ют­ся шриф­том или нет.

Каж­дый год мы вы­би­ра­ем, на ка­ком язы­ке сфо­ку­си­ро­вать­ся. Так, на­при­мер, не­дав­но мы по­сту­пи­ли с иври­том. Сей­час мы ре­ши­ли уде­лить вни­ма­ние ар­мян­ско­му. Ка­за­лось бы, за­чем нам де­лать ар­мян­ский, ко­гда в стра­не мень­ше трёх мил­ли­о­нов жи­те­лей и боль­ше ни один язык не ис­поль­зу­ет эту пись­мен­ность? Мы ви­дим в этом свой куль­тур­ный вклад, кро­ме то­го, с каж­дым та­ким про­ек­том мы рас­ши­ря­ем об­ласть на­шей экс­пер­ти­зы, это то­же край­не важ­но. 

Да­же се­го­дня для не­ко­то­рых пись­мен­но­стей не толь­ко нет циф­ро­вых шриф­тов, но до сих пор нет ко­до­вых та­блиц, для дру­гих нет ин­стру­мен­тов и ин­фра­струк­ту­ры. У нас есть два про­ек­та (о них по­ка ещё ра­но го­во­рить) для язы­ков, у ко­то­рых по­ка нет ни од­но­го циф­ро­во­го шриф­та. Есть ли там ры­нок? Не уве­рен, но мы всё рав­но на­ме­ре­ны их сде­лать.

Я ви­жу, что у вас есть эк­зем­пляр «Те­о­рии шриф­то­во­го ди­зай­на» Ге­рар­да Ун­ге­ра. Мы ра­бо­та­ем над рус­ским из­да­ни­ем его кни­ги «Как мы чи­та­ем». Вы ко­гда-ни­будь ра­бо­та­ли с Ге­рар­дом?

Я ни­ко­гда не ра­бо­тал с Ге­рар­дом, хо­тя зна­ком с ним очень дав­но. Мы встре­ти­лись в Па­ри­же в 1994 го­ду и с тех пор под­дер­жи­ва­ли связь. Он был од­ним из мо­их ге­ро­ев, очень жаль, что он так ра­но ушёл из жиз­ни. Ко­гда ему диа­гно­сти­ро­ва­ли рак, он это­го не скры­вал. Он во­об­ще был очень от­кры­тым че­ло­ве­ком. Знал о том, сколь­ко ему ещё оста­лось, и мно­гое успел за по­след­ний год сво­ей жиз­ни. Ему важ­но бы­ло быть уве­рен­ным в том, что он оста­вит что-то по­сле се­бя. Он был че­ло­ве­ком, ко­то­рым я вос­хи­щал­ся, ко­то­рый на­все­гда из­ме­нил моё по­ни­ма­ние про­фес­сии.

Жур­нал «Шрифт» бла­го­да­рит Дмит­рия Пи­ли­ко­ва за тёплую ком­па­нию в по­езд­ке в Га­а­гу, по­мощь в фо­то­съём­ке и за­пи­си ин­тер­вью. А так­же Оль­гу Кри­во­вяз за по­мощь с рас­шиф­ров­кой за­пи­си и На­стю Ми­на­со­ву за пе­ре­вод.